Понятие «правовое государство», имеющее в России конституционный статус, предполагает наличие некоторого общепринятого содержания, которое по умолчанию лежит в его основе. Однако глобализация и индустриализация производства научного знания — особенно в гуманитарной сфере — порождают явление устойчивого плюрализма «подходов», так что для каждого научного понятия может быть предложено несколько десятков различных определений. Привычное представление об «общепринятости» растворяется в агрессивной среде плюрализма, а общепринятые значения терминов превращаются в «пустые означающие». Исследователями уже давно отмечено, что такие понятия, как «народ», «порядок», «демократия» в силу того, что стали «полностью открытыми для множества реартикуляций» в современной публичной политике, представляют собой «пустые означающие», то есть наименования, которые «характеризуются не столько насыщенностью значения, сколько отсутствием содержания». В особенности это касается обобщающих, универсальных понятий, которые характеризуются как «пустые универсальности». К этой категории относится и понятие «правовое государство», для которого во всей этой ситуации требуется своеобразное переоткрытие содержания того, что именуется им в России.
О нетривиальности этой проблемы позволяет судить критический анализ сферы права, представленный в работе Р. З. Рувинского «Правопорядок в период глобального кризиса», изданной в 2020 году. Общая ситуация противоречий, несоответствий, вызовов, антагонизмов в сфере правовой деятельности определяется автором как кризис. В частности, отмечаются такие явления, как «юридический монизм» и фетишизация института права, иллюзия всемогущества позитивного права, блокировка обычая как иного источника права, избыточность и чрезвычайность национального законодательства при избирательности, «релятивизме» правоприменения. В области противоречий глобального и международного права отмечается феномен аномальных правовых режимов (Гуантанамо), рост географии точек такой аномальности на планете. Отмечается тенденция очищения права от связи с моралью и доминирование «права-техники». Развитие современных информационных технологий усиливает моторизацию национального законодательства, создает своеобразную моду на технологическую нормативность, которая стремится действовать в обход воли социального субъекта, не обращается к его субъективной сознательности, обращается с человеком как с вещью. В результате правовая норма становится «означающим без означения».
Список парадоксов и вызовов в сфере права мог бы быть продолжен, но и отмеченное здесь позволяет выявить фундаментальное противоречие, сложившееся в поле практик поддержания социального порядка в современном обществе и отразившееся в сфере правовой деятельности. Речь о противоречии между комплексной природой источников социально порядка в обществе и практикой редукции этой комплексной структуры к избыточному доминированию политико-правового источника. Такие ресурсы социального порядка, как культура, личность и даже экономика дискриминируются со стороны политико-правовых и инженерно-технологических источников, которые наращивают свое доминирование как в перспективе технизации права (доминирование политико-правовых начал), так и в перспективе «постправа» (доминирование технологических начал). В этом противоречии видится цивилизационная альтернатива XXI века и одновременно одна из ключевых альтернатив в понимании природы правового государства для России. Нам необходимо самостоятельно определиться в том, на какой платформенной основе формировать свою социальную организацию в перспективе XXII века: опираться на комплексную природу источников социального порядка, давая каждому из них внести свой вклад в социальную упорядоченность существования и устойчивого развития отечественного сообщества и обеспечивая устойчивый баланс между ними ИЛИ в духе модной «глобальной» тенденции сделать ставку на технологическую нормативность, техно-право и экономить на затратах в пользу иных источников социального порядка.
Напряженность проблемы этого выбора для России усиливает то, что глобальный мир вновь погрузился в атмосферу «холодной войны». Р. З. Рувинский выводит истоки этого состояния из евро-средневековых идей «справедливой войны», которые переносятся на современные отношения Запада к России и легитимируют политику недружественных и откровенно враждебных воздействий на различные стороны жизни России. Это обстоятельство позволяет усомниться в верности определения современной ситуации в сфере права, которую Р. З. Рувинский определяет понятием «кризис». В атмосфере более чем полувекового противостояния Запада Советскому Союзу и России, получившего обобщенное название «холодная война», просматривается стратегия «справедливой войны» против России до победного конца. В этом контексте проблемные ситуации в сфере права, отмеченные выше, выглядят как признаки победного шествия стратегии глобального доминирования Запада, инструментами которой являются и технологическая нормативность, и аномальные правовые режимы, и правовой релятивизм, и вся современная западная культура позитивного права. Другими словами, мы имеем дело не с «кризисом» (понятие предполагает, что ситуация в равной мере является проблемной для всех вовлеченных в нее сторон), а с признаками продвижения определенной философии и практики правовой деятельности, которая для Запада является целевой и успешной, а для России является вызовом, требующим ответа. Если и использовать термин «кризис» в этой ситуации, то стоит говорить о кризисной остроте вызова, перед которым стоит Россия, и о кризисной паузе с российским ответом на этот вызов. Прежде всего, это пауза в самоопределении того, что в Конституции России понимается под термином «правовое государство».
Анализ современных отечественных практик правовой деятельности показывает, что в России есть движение по наезженной колее технологической нормативности, которая постоянно предполагает экономию на вовлечении гражданского общества в законотворческий и публично-политический процесс. Поэтому отечественный баланс между инициативами позитивного права и обычным правом нарушается в ущерб «обычному». Одновременно это травмирует правовую идентичность граждан, для которых законы превращаются в нечто «внешнее» и чуждое, в отношении чего вырабатывается менталитет отчужденного гражданина, менталитет действия в обход закона. В результате в нашем обществе встречаются два обходных маневра: ставка государства на технологическую нормативность предпринимает попытку обойти субъектную волю человека-гражданина, а гражданин делает ставку на то, чтобы обойти законодательство в достижении своих целей. Вместо единой государственно-гражданской системы права суверенного государства образуется бинарная структура взаимно отталкивающихся структур — «пустого» государственного права и «теневого» регулирования на стороне гражданственного права. В целом получается неустойчивая система, в поле глобальной «справедливой войны» очень уязвимая. Устойчивая система возможна только на путях, когда система права имплементируется в структуру гражданской идентичности большинства гражданского общества России. Примеров такого способа формирования правового государства на Западе нет. Этот путь России необходимо прокладывать самостоятельно и прежде всего для себя. Первое, в отношении чего это должно бы делаться, — это Конституция РФ. Ключевые понятия необходимо содержательно определить в соответствии с отечественным пониманием природы человека (права человека), социального государства, правового государства, светского государства и пр. Кроме того, необходимо сделать эти смыслы конституционных понятий частью гражданской идентичности большинства граждан России. Для этого требуется мобилизация усилий отечественной философии, потребуется эмансипация и расширение масштабов гуманитарной подготовки на всех ступенях системы образования и профессиональной переподготовки (по всей системе непрерывного образования).