Конвергенция, интеграция экономики и права — вечная тема, но реальные «подвижки» во взаимодействии, их взаимопроникновении незначительны. И цифровизация пока в этом ракурсе не приносит значимых результатов. Экономисты и юристы (это относится как к исследователям, так и к практикам) представляют собой два потока, которые, в основном, «текут» параллельно. «Стыков» у экономической и правовой науки множество, и сразу обнаружить и проанализировать каждый из них невозможно. Требуется грамотное применение междисциплинарного синтеза — логико-гносеологического инструментария, основанного на инновационных идеях и передовых практиках. Следовательно, стоит задача выявления приоритетных направлений интеграции и концентрации усилий на их совместной разработке.
С учетом содержания и векторов конституционной реформы 2020 года считаю важным (но это сугубо мое доктринальное и в какой-то мере дилетантское мнение) назвать некоторые приоритетные задачи.
Во-первых, не только обновляется, но и обостряется проблема экономического суверенитета, его связей с государственным суверенитетом и экономической безопасностью государства. Категория «экономический суверенитет» не только новый, но еще и не устоявшийся феномен. Так, В.Е. Чиркин полагает, что экономический суверенитет — лишь одна из сторон более общего понятия государственного суверенитета, а для выражения экономической независимости государства лучше найти иное слово. Проблема значительно усложняется, если иметь в виду тезис: государство должно быть не только гарантом, но и менеджером как на уровне кадров, так и на уровне общественной психологии.
Национальные юрисдикции различны и каждая заслуживает уважения, но есть проблемы, которые требуют широкого обсуждения и договоренностей (консенсуса). В этой связи всего одна конкретная иллюстрация. Все государства ратуют (честно или не очень, истинно или демагогически) за верховенство права и не без оснований связывают его обеспечение с результативностью полиции, других правоохранительных органов, судов в борьбе с экономическими преступлениями, со взяточничеством. Но давайте обратимся к институту провокации, который одни юрисдикции категорически отвергают, а другие — горячо одобряют и даже создают специализированные подразделения для его успешной реализации при проверке высокопоставленных должностных лиц. Как совместить эти противоположности при налаживании международного сотрудничества при противодействии коррупции? Ответы на эти непростые вопросы могут быть найдены в русле глубоких и интересных рассуждений С.А. Афонцева об определении экономической безопасности через суверенитет.
Во-вторых, высокозначимо при интеграции экономики и права определить баланс между инструментальным (сугубо технико-юридическим) и концептуальным подходами. Тенденций, трендов мировой и национальной экономики (в т. ч. экономической безопасности) много и возникает вопрос — как и какими средствами юриспруденции, законотворчеству «отразить», «отобразить» их. Выступая 4 апреля 2012 года на Восьмых Сенатских чтениях с докладом «Право в глобальном мире», тогда еще Министр юстиции Российской Федерации А.В. Коновалов подметил: «Не секрет — для того чтобы обслуживать изощренные, буквально мельчайшие оттенки экономических отношений, нужны соответствующие юридические инструменты, которые тоже становятся исключительно дробными, исключительно специализированными, очень тонко настроенными, которые сориентированы на очень конкретную, очень узкую ситуацию или группу ситуаций». Хорошо это или плохо? Считаю, такой подход «размывает» право. Труднее, но эффективнее и перспективнее — создавать концептуально-универсальные юридические механизмы и конструкции. А.В. Коновалов видит выход в повышении роли принципов права, хотя очень сомневается в регулятивных возможностях права в целом в связи с влиянием коммуникативных технологий и разобщенностью человечества, укреплением эгоизма людей.
В-третьих, уровень и качество национальной и экономической безопасности не могут быть достоверно определены без «измерения» экономической безопасности личности.
Я остаюсь на той же выдвинутой еще в 2001 году доктринальной позиции, согласно которой «экономическая безопасность государства — состояние политико-правовой обеспеченности (гарантированности) устойчивого функционирования хозяйственно-экономических субъектов, в целом государства, отдельной личности в пределах экономически обоснованного объема ограничений (пределов), позволяющего предотвращать радикальные изменения негативного характера».
Здесь важно не только отфиксировать идею, что этот вид безопасности — неотъемлемый элемент экономической безопасности государства и общества. Важнее «проставить» акценты в соотношении и взаимодействии рассматриваемых феноменов.
Экономическая безопасность личности неразрывно связана с категориями «достоинство личности» и «достойное человеческое существование».
Активным центром государственной и общественной жизни может быть лишь гражданин, обладающий достоинством и ведущий достойное существование. Я исхожу из того, что не только свобода, но и достоинство человека есть элемент экономической и, следовательно, национальной безопасности. Мне уже приходилось отмечать, что важной составляющей конституционной безопасности является экономическое содержание, так как без развитой экономики, без материального благосостояния граждан нет безопасного общества и государства.
Достойное человеческое существование — критерий экономического развития страны, своего рода экономический вызов государству. Экономическая безопасность России может быть прочной, надежной, устойчивой лишь тогда, когда в государстве будет достигнута материальная состоятельность и социальная устроенность граждан, обеспечивающая (а лучше — гарантирующая) им достойное существование. Реальное качество жизни гражданина, его возможности развивать свой интеллектуальный и физический потенциал — именно в этом показатели развития и силы нормального государства. Когда почти двадцать миллионов граждан России живут за чертой бедности, 60-70% населения не имеют сбережений, вести речь о достойном уровне их жизни не приходится. Право на достойную жизнь имеет отношение только к человеку, а не к искусственному интеллекту, не к самому совершенному роботу. Это важный нюанс, поскольку трансгуманисты ратуют за равенство этих существ.
Директор «Левада-центра» социолог Лев Гудков, рассуждая об акциях солидарности по профессиям, заметил: «В Москве протестные настроения сильнее» и выдвинул в качестве первой следующую причину: «Москва — самый образованный город. Здесь сильнее концентрация не только финансового, но и социально-культурного капитала, из-за чего люди острее ощущают ущемление собственного достоинства». Выходит, что финансовая состоятельность гражданина ведет к росту его достоинства и большей готовности протестовать против социальной и иной несправедливости. Значит, для экономической безопасности государства особенно опасны не люмпены, а именно «средний класс». Где мера достойного экономического человеческого состояния и где предел, после которого возникают протестные настроения?
Идея универсального базового дохода, когда всем безработным государство будет предоставлять довольствие, в России может быть реализована не скоро.
В 2002 году видный российский экономист В.К. Сенчагов выдвинул предложение о проведении экспертизы важнейших нормативных актов с позиции экономической безопасности. Развивая и конкретизируя эту идею, есть резон законодательно закрепить требование, согласно которому федеральным органам государственной власти и органам государственной власти субъектов Российской Федерации при внесении проектов актов, связанных с правами человека, качеством его экономической жизни, необходимо представлять обоснование (доказательства) того, что в результате функционирования предлагаемого акта соотношение показателей социально-экономического развития страны с пороговыми значениями экономической безопасности личности не изменится в худшую сторону.
В экономической науке, социологии, психологии, культурологии, юриспруденции, да и во всей социальной практике создано значительное число разных индексов. Их прямо либо косвенно, в большей или меньшей степени можно применять при анализе экономической безопасности государства, общества, личности. Однако системы этих индексов нет. И нередко возникают парадоксальные логико-познавательные и организационно-управленческие ситуации.
В предлагаемой к обсуждению статье С.А. Афонцева взята весьма высокая «планка» общенаучного анализа проблемы экономической безопасности. В развитие доминирующих идей автора считаю важным отметить два момента. Один из них связан с активной разработкой в современной философии категории «цивилизационная безопасность», выступающей особым существенным уровнем в системе безопасности России. По всей видимости, экономическая безопасность — база и критерий измерения качества цивилизационной безопасности. Но для полномасштабного выяснения взаимосвязи экономической и цивилизационной безопасности требуются специальные междисциплинарные исследования. Второй момент. Мы находимся в преддверии принятия Концепции общественной безопасности Российской Федерации до 2030 года, в которой предполагается отобразить новые вызовы и угрозы нашему государству и обществу, важно в этом высокоценном документе правильно и полно отразить роль и возможности экономической безопасности — не должно быть дублирования материала различных стратегических актов, принятых в последние годы.
Интеграция экономической и правовой безопасности в перспективе будет только расширяться и укрепляться — иной тенденции, другого тренда ожидать не приходится. При «разрыве» экономических и правовых процессов можно будет констатировать общий упадок цивилизации, снижение роли гуманитарных наук вообще.
Действуя в жанре провокации и в надежде вызвать дискуссию по этой проблеме, выдвину свою доктринальную позицию. Любая вновь вводимая мера по обеспечению экономической безопасности должна получать несколько альтернативных вариантов правового оформления. Глубоко ошибаются те, кто полагает — экономический процесс можно «по поручению», «по заданию» отразить в любой нужной законодательной форме.