Приволжский филиал Российского государственного университета правосудия (кафедра гуманитарных и социально-экономических дисциплин, профессор)
Россия
Россия
УДК 34 Право. Юридические науки
В условиях информационной цивилизации передовые страны мира переходят к формату цифровой экономики. Это приводит к появлению новых для общества и каждого человека цифровых феноменов. Цифровое право как инновационное явление для российского общества возникает в связи с необходимостью разработки новых механизмов регулирования правовых отношений в цифровой информационной среде. Однако дискуссионные вопросы по поводу определений ключевых категорий и понятий, составляющих категориальный аппарат цифрового права, приводят к рассогласованию в принимаемых законах, что впоследствии проявляется в проблемах регулирования цифровых социальных отношений в обществе. В статье рассмотрены основные противоречия и проблемы терминологии в цифровом праве на современном этапе развития.
цифровое право, цифровой субъект, цифровой объект, цифровые права.
Цифровизация современного социокультурного пространства приводит к появлению в обществе новых цифровых феноменов, таких как цифровое образование [1, с. 3; 2], цифровая культура [3, с. 10; 4], цифровая экономика [5; 6, с. 34], цифровая медицина [7; 8], цифровое государство [9; 10] и др.
Как известно, одним из основных форм регулирования социальных отношений в каждой из сфер общественной жизни является право. Для цифровых отношений, которые возникают в связи с цифровизацией видов деятельности, необходима и новая цифровая форма права. Феномен цифрового права появляется в мировой практике в результате цифровизации прежде всего экономической сферы общества. Цифровая экономика как экономика инновационного типа задает основные направления и тенденции развития всех сфер общественной жизни. Сфера управления, одним из основных элементов которой является право, выступает системой управления нового поколения, основанного на цифровых технологиях. Однако в этом случае возникает вопрос: меняется ли правовая система с переходом в цифровой формат или происходит только изменение терминологии?
Первая и наиболее распространенная точка зрения по данному вопросу, отраженная в научных публикациях, заключается в том, что авторы считают, что сущность цифрового права заключается в правовом обеспечении и регулировании правовых отношений, возникающих при использовании цифровых технологий [11; 12]. Данная позиция вполне понятна. Однако она имеет несколько ограниченное и узкое понимание цифрового права как социального феномена. Правовые отношения не ограничиваются только нормотворчеством, но имеют, как и любые социальные отношения, сложную структуру, включающую субъекты, объекты, средства, среду, результат, условия и т. д.
Вторая позиция заключается в применении исследователями при изучении цифрового права системного подхода. Этот подход богат своей методологией. Он представлен такими методами, как метод системного анализа, систематизация, классификация, типологизация и др. [13]. Но и в этом случае исследователи цифровизации правовой системы сталкиваются с целым спектром проблем. Наиболее часто обсуждаемой из них оказывается проблема разработки категориального аппарата. Дело в том, что применение системного подхода в изучении феномена цифрового права требует единой системы категорий и понятий. Однако сегодня наблюдается расхождение в определении основных понятий, раскрывающих сущность цифрового права между теорией и практикой в правовых отношениях. В частности, встречается разночтение таких терминов, как «цифровая экономика», «цифровое или электронное государство», «цифровое право», «цифровой субъект» и т. д. Между тем в Указе Президента РФ от 7 мая 2018 года «О национальных целях и стратегических задачах развития на период до 2024 года» прописана задача о разработке системы правового регулирования цифровой экономики, включающей использование систем искусственного интеллекта.
Выстраивание цифровых правовых отношений без четкого понимания сущности цифрового права приведет к нестабильности всей правовой системы. Особое внимание стоит уделить разработке содержания категории «цифровое право». Право как инструмент регулирования отношений в социуме охватывает отношения между каждым элементом правовой системы. Это значит, что оно должно управлять и регулировать отношения между субъектами права по поводу правовых объектов на основе правовых средств в особых правовых условиях с целью достижения результата, не выходящего за рамки правовых границ. Все это не должно потерять смыл при переходе к цифровым правовым отношениям.
Следовательно, цифровое право должно включать такое понятие, как «цифровой субъект». Относительно традиционного определения субъекта права можно сказать, что оно устоялось в научной и правовой литературе и в качестве него подразумевается социальный субъект, вступающий в правовые отношения (юридическое или физическое лицо). Однако в цифровом правовом пространстве появляется новый вид субъекта, который в некоторых публикациях приравнивается к статусу социального субъекта, а в ряде работ такое положение считается неправомерным. Так, например, О. Л. Солдаткина указывает на принципиальное отличие цифрового права от классического права присутствием в нем нового вида субъекта: «В частности, изменения затрагивают состав субъектов права, который расширяется из-за появления виртуальных субъектов разного вида (искусственный интеллект, виртуальное отражение реальной личности) [14, с. 123]. Аналогичный подход к определению статуса цифрового субъекта права можно найти и в других работах. Например, в одной из них вводится понятие «цифровая личность», обозначающая статус систем искусственного интеллекта в правовых отношениях [12; 15, p. 3047].
Мы со своей стороны считаем, что механический перенос терминологии для обозначения сущности социального субъекта на иные формы субъективности является научно необоснованным действием. Если следовать такой логике, то в качестве субъектов права следует признавать животных. Поэтому, считая человека единственным представителем социального субъекта (индивидуального и коллективного), логично ввести для обозначения систем искусственного интеллекта понятие квазисубъект, то есть цифровой объект, способный исполнять роль и функции социального субъекта. Данная позиция поддерживается и в других работах, посвященных изучению понятия субъекта цифрового права [16]. В частности, акцент сделан на решении проблемы юридической ответственности искусственного интеллекта в роли субъекта права.
Что касается объекта цифрового права, то и здесь имеется ряд дискуссионных вопросов. Они возникают чаще всего тогда, когда речь идет о цифровых финансах как объекте права. Обращаясь к нормативным документам, читаем: «…имущество в электронной форме, созданное с использованием шифровальных (криптографических) средств. Права собственности на данное имущество удостоверяются путем внесения цифровых записей в реестр цифровых транзакций. К цифровым финансовым активам относятся криптовалюта, токен. Цифровые финансовые активы не являются законным средством платежа на территории Российской Федерации» [17]. Изучая законодательные эти и другие акты, касающиеся цифровых прав и отношений, исследователи высказывают различные мнения о значении понятия цифрового объекта. Так, например, одна позиция заключается в том, что «…весьма спорным выступает отнесение цифровой валюты к имуществу, которое создается с помощью криптографических средств» [18, с. 17].
В качестве аргументов авторы приводят тот факт, что электронный объект не может быть признанным в качестве физического объекта и предлагают определять данный вид собственности как интеллектуальную, говоря о правах на нее. Другая позиция заключается в том, что авторы соглашаются с введенной терминологией, но предлагают ее конкретизировать: «…следует согласиться с предложенной в Законопроекте № 419059-7 дефиницией и законодательно закрепить понятие «цифровые активы». …В этой связи статью 128 ГК РФ предлагается дополнить новым видом имущества в электронной форме — цифровыми активами (цифровыми деньгами и цифровыми правами)» [19, с. 204].
Тем не менее обе точки зрения сходятся в том, что речь должна идти о праве собственности. Действительно, право собственности — это ключевое понятие, которое определяется относительно человека, то есть социального субъекта. Информационный объект следует понимать как единство информации и ее носителя. Любой информационный продукт в цифровом обществе может приобрести статус товара. Другое дело, что информация способна менять носитель. Но от этого ее содержание не меняется, если речь идет о материальных носителях, а не об идеальных.
В этом случае появляется еще одно звено дискуссионной цепочки в цифровом праве. Предметом противоречий является именно информация как объект права. Изучая данный вопрос, Н. С. Александрова отмечает, что изначально спорным является само определение объекта права [20]. С одной стороны, объектами гражданского права считаются услуги, вещи и другие виды благ. С другой стороны, объектом права могут выступать только действия или вещи. Как можно видеть, информация как объект права не является элементом или видом благ.
В законодательных документах об информации и права обладания ею также имеется противоречие. Согласно Федеральному закону «О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации» от 18 декабря 2006 года № 231-ФЗ информация не является объектом гражданских прав (ст. 128 ГК РФ) [21]. Однако в другом законе (ч. 1 ст. 5 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» информация уже считается объектом гражданского права, а также иных правоотношений [22].
Получается, что имеет место несогласованность гражданского кодекса в определении информационных объектов права, что разночтение в определении ключевых понятий и категорий традиционного и классического права в науке и юриспруденции приводит к рассогласованию в нормативных и правовых актах в законотворчестве. Усугубляется эта проблема в связи с переходом к цифровой экономике, которая вызывает к жизни новые терминологические противоречия. Это выражается не только в спорах по поводу цифровых объектов и субъектов, но и по поводу смыла понятия цифровых прав, так как они также становятся объектом цифрового права [23; 24].
Дискуссии берут начало с неопределенности границ и видов цифровых прав. Данное определение в Гражданском кодексе РФ сформулировано широко и может интерпретироваться достаточно свободно. Но основной вопрос заключается в том, что необходимо уточнение смыслов тех дефиниций, которые используются при разработке законов. Цифровые права — это новый способ фиксации права собственности, требующий нового подхода в понимании и определении.
Заключение
Исследование проблем в формировании категориального аппарата в системе цифрового права показало, что в научной литературе отсутствует устойчивое понимание основных категорий, определяющих цифровое право как новый социальный феномен. Это приводит к сбою в правовом регулировании данного вида отношений, вызывая проблемы не только в самой правовой сфере, но и в сфере экономики, медицины, образования и т. д.
В целом речь идет о возникновении новой парадигмы правоотношений, которые существуют в цифровом формате. Поэтому необходимо проведение философско-правовых исследований, направленных на разработку категориального аппарата цифрового права.
1. Малушко Е. Ю., Лизунков В. Г. Система электронного образования как инструмент повышения конкурентоспособности специалиста в условиях цифровой экономики // Вестник Мининского университета. 2020. Т. 8. № 2 (31). DOIhttps://doi.org/10.26795/2307-1281-2020-8-2-3.
2. Грязнова Е. В., Скопинцева-Седаш О. Ю. Дистанционная педагогика как научное направление в философии образования // Педагогика и просвещение. 2015. № 1. С. 59-66.
3. Афанасьев С. В. Обоснование актуальности разработки субстратно-атрибутивной модели информационной культуры в рамках философии культуры // Вестник Мининского университета. 2020. Т. 8. № 3 (32). DOIhttps://doi.org/10.26795/2307-1281-2020-8-3-10.
4. Грязнова Е. В. Информационная культура медицинских учреждений: проблемы и перспективы // Человек и культура. 2015. № 1. С. 92-111.
5. Bondarenko V. M. Digital economy: a vision from the future // Journal of Economic Science Research. 2020. Т. 3. № 1. С. 16-23.
6. Grabova O. N., Grabov A. V. Digital and intellectual potential of economics as a result of modern investment processes and limitations // Вестник евразийской науки. 2020. Т. 12. № 4.
7. Antoniades Ch., Asselbergs F. W., Vardas P. The year in cardiovascular medicine 2020: digital health and innovation // Russian Journal of Cardiology. 2021. Т. 26. № 3. С. 114-124.
8. Грязнова Е. В., Шкирнюк П. Г. Здравоохранение в России и качество жизни населения // NB: Экономика, тренды и управление. 2014. № 4. С. 72-85.
9. Vilisov M., Pastarmadzhieva D. Digital policies: comparisons between eu, eeu and their memder-states // PolitBook. 2020. № 1. С. 6-37.
10. Грязнова Е. В. «Хрупкое» государство: критерии определения // Политика и общество. 2013. № 1 (97). С. 57-65.
11. Ломакин А. Цифровизация права // Трудовое право. 2017. № 9. С. 103-111.
12. Талапина Э. В. Право и цифровизация: новые вызовы и перспективы // Журнал российского права. 2018. № 2. С. 5-17.
13. Солдаткина О. Л. Цифровое право: методология исследования // Правовая политика и правовая жизнь. 2019. № 3. С. 147-150.
14. Солдаткина О. Л. Цифровое право: особенности цифровой среды и субъекты // Государство и право. 2019. № 12. С. 113-123. DOIhttps://doi.org/10.31857/S013207690007824-8.
15. McGinnis J. O., Russel G. P. The great disruption: How ma-chine intelligence will transform the role of lawyers in the delivery of legal services // Fordham Law Review. 2013. No 82. P. 3041- 3066.
16. Гаджиев Г. А., Войниканис Е. А. Может ли робот быть субъектом права? (поиск правовых форм для регулирования цифровой экономики) // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2018. № 4. С. 24-48. DOIhttps://doi.org/10.17323/2072-8166.2018.4.24.48.
17. О цифровых финансовых активах, цифровой валюте и о внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: федеральный закон от 31 июля 2020 г. № 259-ФЗ (последняя редакция). Доступ из СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 14.05.2021).
18. Васильев А., Ибрагимов Ж., Насыров Р., Васев И. Термин «цифровое право» в доктрине и правовых текстах // Юрислингвистика. 2019. № 11 (22). С. 15-18.
19. Лаптев В. А. Цифровые активы как объекты гражданских прав // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2018. № 2 (42). С. 199-204.
20. Александрова Н. С. Информация как родовое понятие некоторых объектов гражданских прав (на примере цифровых прав) // Правовая парадигма. 2020. Т. 19. № 1. С. 64-68. DOIhttps://doi.org/10.15688/lc.jvolsu.2020.1.8.
21. О введении в действие части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации: федеральный закон от 18 декапбря 2006 г. № 231-ФЗ (ред. от 30.12.2015). Доступ из СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 14.05.2021).
22. Об информации, информационных технологиях и о защите информации: федеральный закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ (ред. от 02.12.2019). Доступ из СПС «КонсультантПлюс» (дата обращения: 14.05.2021).
23. Хван А. А. Цифровые права как новый объект гражданских прав // Международный журнал гуманитарных и естественных наук. 2020. № 6-3 (45). С. 198-200. DOIhttps://doi.org/10.24411/2500-1000-2020-10781.
24. Lipchanskaya M. A. Digital rights of man and citizen: constitutional dimension // Государственная служба. 2020. Т. 22. № 4 (126). С. 37-41.
