сотрудник
Россия
УДК 34 Право. Юридические науки
ГРНТИ 10.01 Общие вопросы
Проблема рисков в праве привлекает пристальное внимание ученых-юристов. Данная работа обращена к проблеме правового регулирования в связи с управлением рисками при формировании «зон знаний» как относительно изолированных «банков данных» и/или социальных сетевых структур, в которых частично или полностью реализуется правовой принцип «свободы движения знаний», и которые в силу своей природы и иных обстоятельств в существенной части являются сегодня «неверифицируемыми» ни с точки зрения объективного содержания, ни с точки зрения действующих в них субъектов, в том числе для правовой сферы. Работа подготовлена в рамках проекта № 18-29-15014 РФФИ «Эффективность правового регулирования процессов формирования «зоны знаний» интеграционных объединений государств (на примере сравнительно-правового исследования ЕС и ЕАЭС)»
риски в праве, управление рисками, свобода движения знаний, зона знаний, правовая политика, международное сотрудничество, международная интеграция, права человека, искусственный интеллект
Проблема рисков в праве всегда привлекала и продолжает привлекать пристальное внимание юристов, в том числе в современных условиях.
В ряду отечественных исследований последнего времени нельзя не заметить работы Ю.А. Тихомирова, который, в частности, указывает, что риск следует понимать как отражение сложных процессов познания, возникающий непрерывно, причинами которого могут выступать: «а) сложность и непредсказуемость социальных систем, ошибки в расчетах, неполная информация; б) организационные — трудности определения задач и статусов субъектов права, режимов их деятельности и взаимоотношений; в) человеческий фактор — некомпетентность разработчиков и лиц, принимающих решения, противоречия интересов и т. п.; г) технико-технологические; д) природно-экологические» и др. [1, с. 11]. Соответствующим образом, риск определяется как «вероятное наступление события и совершение действий, влекущих негативные последствия для реализации правового решения и могущих причинить ущерб регулируемой им сфере» [1, с. 11], а для правового риска, в представлении исследователя, характерна «причинная зависимость между нормативной моделью и реальностью в виде каналов прямых и обратных связей, иными словами, опасное отклонение от норм права» [1, с. 11].
В Рекомендациях Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) касательно управления критическими рисками, с учетом того что, с одной стороны, граждане и предприятия рассчитывают на готовность государств к большому спектру возможных кризисных ситуаций и глобальных потрясений, их способность оперативно справляться с ними при самом их возникновении, а с другой стороны, решение проблем, вызванных критическими рисками, требует широкого партнерства с использованием знаний и различных ресурсов, и, следовательно, международное сотрудничество как таковое способствует лучшей подготовленности и предвосхищению рисков, современным государствам рекомендуется сформировать и поддерживать комплексный, в том числе с трансграничным компонентом, подход с учетом всех рисков для управления ими, который выступал бы в качестве основы для обеспечения национального устойчивого развития [2].
Понятие «критического риска» в Рекомендации ОЭСР определяется следующим образом: «угроза и опасность, которые представляют наиболее стратегически значительный риск, из-за (i) их вероятности и (ii) национальной значимости их разрушительных последствий, включая неожиданные события (например, землетрясения, промышленные аварии, террористические акты), постепенно развивающиеся события (например, эпидемии), и стабильные риски (в первую очередь, связанные с незаконной торговлей или организованной преступностью)» [2].
Ю.А. Тихомиров, рассматривая риск в фокусе правового регулирования, отмечает, что «право как универсальный публичный механизм регулирования не может не реагировать на такое явление, как риск. Используются разные правовые средства признания его опасности и вредных последствий, установления субъектов, призванных предотвращать риски, процедуры выявления, предупреждения и устранения рисков, использования компенсаторных средств. По сути дела, все отрасли права «реагируют» на риски как «теневой спутник» права в разных сферах, причем надо видеть и взаимосвязи рисков в разных отраслях права, их своеобразные «перемещения»» [1, с. 13]. Так, например, особенную группу рисков исследователь закономерно связывает с расширением сфер международного сотрудничества и углублением интеграционных процессов, и именно в той части, что в связи с соответствующими процессами должны предъявляться все более высокие требования к международным обязательствам государств: «Основные документы международного права, в частности, Венская конвенция о договорах международной купли-продажи товаров, Соглашение о зоне свободной торговли в СНГ, проект Договора о Евразийском экономическом союзе, регулируют порядок рассмотрения разногласий и споров в ходе подготовки, подписания и выполнения международных договоров и соглашений. В этом отражается процесс нарастающего взаимодействия национального и международного права. И все же беспокоят многочисленные случаи нарушения международных обязательств» [1, с. 17] и т. п.
В целом следует согласиться с общей оценкой Ю.А. Тихомирова, когда он подчеркивает: «Правовое регулирование призвано стабилизировать общество. В реальной жизни, однако, возникает немало явлений, влияющих на стратегии и программы, на реальный ход развития экономики и социальной сферы. Их надо предвидеть, анализировать и учитывать. Это — выявившиеся или очевидные угрозы, устойчивость и государственных институтов, и экономических устоев общества, это — опасности, которые могут привести к кризисам и ущербу. Это — риски как вероятное неправовое отклонение от намеченной правовой модели (концепции) и действующих законов» [3, с. 10].
В последние годы стремительно укрепляется тенденция развития широкого взаимодействия государств, организаций и граждан в сферах научно-технического сотрудничества, сотрудничества в сфере образования и культуры, в том числе трансграничного характера, в особенности в связи с развитием и массовым использованием современных информационно-коммуникационных средств, включая Интернет. Обозначенные процессы не могут не быть связанными с появлением новых, отражающих их особенности рисков, а также, следовательно, с необходимостью их правовой оценки в том числе.
Так, с определенной долей условности можно говорить о том, что в настоящее время спонтанно формируются множественные «зоны знаний» (будь то в формах «банков данных», либо формах социальных сетевых структур, либо в их комбинации) относительно замкнутых, и поэтому в существенной части «неверифицируемых» ни с точки зрения объективного содержания, ни с точки зрения действующих в них субъектов. Не будет большим преувеличением утверждать, что подобного рода (дальнейшее) неуправляемое развитие разнообразных «зон знаний», в том числе трансграничного характера, может повлечь риски деформаций на различных уровнях в общественных отношениях в целом, в том числе на уровнях государственно-правовой сферы как таковой.
К их числу можно отнести:
— риски для национальной безопасности в связи с неограниченной «свободой движения знаний»;
— коммерческие и предпринимательские риски в «зонах знаний», в том числе в связи с недобросовестной конкуренцией, в особых формах порождаемой вследствие реализации принципа «свободного движения знаний», и цифровизацией экономики;
— риски фальсификаций и злоупотреблений правом в сфере «зон знаний» и в связи с реализацией принципа «свободы движения знаний», а также ряд других.
Указанные и иные риски в связи с процессами спонтанного развития «зон знаний» разных уровней и форм могут быть существенно снижены в условиях формирования соответствующей государственной политики, в том числе правовой политики, а также в рамках систем интеграционных объединений государств, активно развивающихся на современном этапе.
С другой стороны, управление формированием и функционированием «зон знаний» как внутри отдельных государств, так и в рамках межгосударственных интеграционных объединений несет самобытные риски, а именно:
— риски для национальной безопасности в связи с юридическими ограничениями формирования и развития «зон знаний» в отдельных государствах и/или в интеграционных объединениях государств;
— особенные коммерческие и предпринимательские риски в «зонах знаний», формирующихся и функционирующих под управлением отдельных государств либо в форматах межгосударственных интеграционных объединений;
— особенные риски фальсификаций и злоупотреблений правом в сфере управляемых государством «зон знаний» и/или в интеграционных объединениях государств;
— риски рассогласования массива законодательства государства (в иерархическом, отраслевом и федеративном, международно-правовом аспектах), в особенности вследствие отсутствия либо нецелесообразного применения цифровых технологий, в том числе в правовом мониторинге при формировании «зон знаний», управляемых государством и/или в интеграционных объединениях с его участием;
— риски дефектов структур «зон знаний» в моделях и в практике их реализации в рамках отдельного государства и/или интеграционных объединений государств для национальных правовых систем и социо-нормативного регулирования в целом, развития гражданского общества, охраны прав человека и др.
Здесь целесообразно вернуться к комплексу рекомендаций ОЭСР в части управления рисками и его правовому инструментарию [4], применение которых к обозначенному кругу проблем и обстоятельств будет, с нашей точки зрения, означать следующее:
1) требуется разработать национальную стратегию по управлению рисками в связи с формированием и функционированием «зон знаний» (либо включить соответствующие разделы как особенную часть в действующие стратегии национального развития), в которой будут определены соответствующие цели и задачи управления рисками, а также выделены необходимые для достижения установленных целей и решения соответствующих задач ресурсы;
2) требуется определить и назначить ответственные государственные органы и должностных лиц (на национальном и/или межгосударственном уровнях) для обеспечения реализации политики по управлению рисками, а также особенности межведомственного подхода и/или платформы взаимодействия уполномоченных органов и лиц в части оперативного и стратегического реагирования в решении задач управления рисками в связи с формированием и функционированием «зон знаний» (на национальном и/или межгосударственном уровнях);
3) обеспечить систему координации государственных органов и заинтересованных частных (физических и юридических лиц) в процессах формирования правовой политики управления рисками (на национальном и/или межгосударственном уровнях взаимодействия), а также распределения функций в решении оперативных и стратегических задач управления рисками при формировании и функционировании «зон знаний» (как внутри отдельного государства, так и с учетом трансграничного компонента);
4) оформить распределение ответственности в рамках государственно-частного партнерства при формировании и функционировании «зон знаний» (на национальном и/или межгосударственном уровнях), начиная с определения общих интересов и общих целей в государственном и частном секторах хозяйства при управлении рисками в связи с «зонами знаний», а также пределов использования ресурсов частного сектора в управлении соответствующими рисками.
Кроме того, особенностью современного этапа общественного развития, который накладывает отпечаток на становление правовых форм управления рисками в связи с формированием и функционированием «зон знаний» как на уровне отдельного государства, так и в рамках межгосударственных интеграционных объединений, на международно-правовом уровне является проблематика охраны прав человека — с одной стороны, а также особенности технологического развития, то есть современных технологий вообще,— с другой стороны.
Действительно, комплекс вопросов, возникающих в связи с гарантиями (охраны) прав человека в рамках и форматах функционирования «зон знаний»,— как формирующихся спонтанно, так и создаваемых целенаправленно, в том числе с участием государства,— демонстрирует ставшую уже «традиционной» внутреннюю противоречивость в массиве охраняемых прав и свобод человека сегодня, а также целую группу рисков, требующих особенного управления в связи с государственными гарантиями в поле действия «зон знаний». Так, свободное функционирование «зон знаний», реализация принципа свободного движения знаний в правовых системах современности подразумевает особенные риски для прав и свобод человека и гражданина, как то: распространение информации, могущей причинить моральный вред, в особенности несовершеннолетним; физически свободное обращение информации, в отношении которой действуют законодательно установленные ограничения публично-правового и частноправового характера, и целый ряд других. С другой стороны, верным будет и указание на то, что лица, прямо или косвенно администрирующие спонтанные или целенаправленно создаваемые «зоны знаний», сегодня обладают практически неограниченными возможностями воздействия на лиц, осуществляющих поиск той или иной информации в соответствующих «зонах знаний», что в особенности актуализируется, если речь идет о привлечении в рамках так называемых «зон знаний» разного рода и характера современных цифровых технологий, информационно-коммуникационных систем, в том числе Интернета, а кроме того, в связи с использованием наработок, которые в перспективе, как принято сегодня все более широко утверждать, составят основы систем и технологий искусственного интеллекта (ИИ).
Остановимся несколько подробнее на обозначенном аспекте проблематики. Исследователи констатируют, что внедрение технологий так называемого «искусственного интеллекта» в реальном секторе экономики и хозяйства сегодня становится все более массовым и практически неизбежным, даже безальтернативным, в перспективе [5, с. 79]. Собственно искусственный интеллект раскрывается, как правило, через некое представление о полностью или частично автономном аппаратно-программном комплексе, способном к «самообучению» и применяющемся в системах принятия решений разного уровня и характера. Ученые-юристы справедливо обращают внимание, кроме того, на современные потребности правового обеспечения искусственного интеллекта [6]. С другой стороны, уже сегодня справедливо поднимается вопрос о том, что развитие систем и технологий искусственного интеллекта требует соответствующей реакции со стороны уголовно-правовой доктрины, последующего развития уголовного законодательства [7] и т. д.
С точки зрения проблематики функционирования «зон знаний» разного рода в «цифровом» поле (при этом вне зависимости от того, формируются ли такие системы спонтанно или целенаправленно, кто является «материальным» лицом — администратором той или иной системы и т. п.) самого пристального внимания требуют, в нашем представлении, анализ и разработка подходов к управлению рисками в связи с тем, что системы и технологии искусственного интеллекта уже сегодня способны не просто анализировать предпочтения пользователей и предлагать «свои» соответствующие рекомендации, в том числе с различной степенью «активности», вплоть до «агрессивности», но и вносить коррективы в данные в плане процесса «самообучения», являющегося сущностным признаком систем, относимых к технологиям искусственного интеллекта, результатом чего, однако, могут стать необратимые изменения в «эталонных» данных в том числе, «оригиналах» информации, обращающейся в соответствующих «зонах знаний», и т. п.
Так, актуальная проблема самого ближайшего будущего — разработка не только и не столько технических, сколько юридических средств и подходов, способных противостоять обозначенной группе рисков в связи с ростом «зон знаний» в современном мире, их роли и значения в общественных отношениях.
1. Тихомиров Ю.А. Риск в праве: природа и причины // Право и современные государства. 2016. № 6. С. 9-19.
2. Recommendation of the Council on the Governance of Critical Risks C/MIN(2014)8/FINAL. URL: https://one.oecd.org/document/C/MIN(2014)8/FINAL/en/pdf (дата обращения: 19.08.2019).
3. Тихомиров Ю.А. Риск в фокусе правового регулирования // Право и современные государства. 2017. № 6. С. 9-23.
4. OECD Legal Instruments OECD/LEGAL/0405. URL: https://legalinstruments.oecd.org/en/instruments/OECD-LEGAL-0405 (дата обращения: 19.08.2019).
5. Лаптев В.А. Понятие искусственного интеллекта и юридическая ответственность за его работу // Право. Журнал Высшей школы экономики. 2019. № 2. С. 79-102.
6. Шестак В.А., Волеводз А.Г. Современные потребности правового обеспечения искусственного интеллекта: взгляд из России // Всероссийский криминологический журнал. 2019. Т. 13. № 2. С. 197-206.
7. Кибальник А.Г., Волосюк П.В. Искусственный интеллект: вопросы уголовно-правовой доктрины, ожидающие ответов // Юридическая наука и практика: Вестник Нижегородской академии МВД России. 2018. № 4 (44). С. 173-178.
